Дай мне день, чтоб тебе его отдать (с).
Название: "И мертвые души задеть за живое".*
Автор: Серебряная.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Жанр: Чуть романса, чуть ангста.
Рейтинг: R.
Пейринг (пара) и/или персонажи: Наруто/Саске/Наруто, Орочимару - мельком-мельком.
Предупреждения: слеш, АУ, мей би ООС.
Размер: Планируется - мини.
Саммари (содержание): "Робот, робот, я тебя люблю, мы так хотели". Все так или нет?
Состояние: В процессе.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают. И главы/части у меня небольшие.
* (с) Би-2 – Задеть за живое.
Часть 1.
Часть 2.У Наруто теплая спальня. В каждой вещице чувствуется ненавязчивая значимость, в каждом всполохе молнии за окном - скрытый смысл. Будто кто-то кого-то хочет задержать под чужой крышей.
Саске внимательно наблюдает за тем, как Узумаки включает сигнализацию, незамысловатую и элементарную. Она здесь, скорее, просто для вида, как дань образу жизни чуть выше отметки "средний".
- А ты ночью... спишь? Ну, там, спящий режим, как у компа?
- Да.
Учиха коротко кивает, коротко соглашается. Как у компа.
Как у робота: включить ночь, выключить день. А что будет завтра - можно с легкостью просчитать, не должно быть никаких неожиданностей. Потому что если вдруг - это сбой.
Что-то перегорает от теплоты этой спальни. Саске устал, а впереди еще размеренные шаги под мерно стучащим об асфальт дождем. Учиха не будет торопиться, он уже заранее промок под этой водой с темных небес.
Всего пара часов, всего один незначительный разговор, всего одна душа на ладони, разве она первая? Разве не было умоляющих глаз, громких признаний, заверений, обещаний, клятв и обид на собственную жизнь. Разве не было красивого прошлого, изложенного правильным слогом, чтобы самая мерзкая грязь выглядела презентабельно и с нужного ракурса.
Было все, конечно. По семнадцать попыток на каждый год жизни. А то и больше. И убегаешь дальше и дальше, ресницы все тяжелее и тяжелее. Как тут открыть глаза. Они не видят.
Но слышишь.
- Ээээх, что-то не могу уснуть. Саске?
- Да.
- Ты знаешь, что такое сон?
- Конечно. Сон - это отдых для тела и разума.
- Неа, сон - это история. Всегда необычная, не зависимо от картинки. Хочу, чтобы ты сегодня там был.
- В твоей истории?
- Ага.
Наруто вглядывается в полумрак знакомой комнаты, и ему кажется, что тот вбирает в себя нечто особое. В ней по-прежнему не хватает наполненности, но отныне она и не пуста.
- Подойдешь?
Саске медлит, а затем отрывистыми шагами - к кровати, заталкивая поглубже желание закрыть усталые глаза, которые уже начинает щипать от напряжения. Стараясь не обращать внимание на зуд мелкими коготочками ползающий по спине. Всегда так: когда нельзя - сразу все чешется.
- Садись.
Учиха снова принимается за таблицу умножения. Уже девятка. Девять на два. Восемнадцать.
Наруто разглядывает четкие контуры чужого профиля, скользит взглядом по опущенным уголкам губ, зарывается пальцами в подушку, давя в себе желание прикоснуться. Ожидаемое тепло обернется холодом металла, а когда все-таки дотронешься до чего-то горячего в районе сердца - это будет всего лишь нагретый аккумулятор. Все равно, что нащупать теплый пластик задней крышки своего мобильного телефона. Какая иллюзия тридцати шести и шести.
- В моей истории ты будешь живым. Будешь щурить глаза и фыркать, когда недоволен. Злиться будешь, показушно отворачиваться, а я буду вопить "ну что еще". Будешь... улыбаться только мне.
Саске не отрываясь смотрит на собственное отражение в окне. Смутное, смазанное дождевыми каплями, прозрачными набухшими змейками извивающимися вниз и вниз. Молния ухватывает счастливое лицо того, кто совсем не думает, что говорит и как говорит. От этого комната еще больше теплеет.
- Я буду догонять тебя у дверей и обнимать сзади. А ты будешь задвигать шторы в грозу. И я... и я буду целовать тебя в запястья. Сначала.
Сонный уютный смешок, копошение под одеялом, Наруто закрывает глаза и зовет сон. И ему плевать, что у героя его только что выдуманной истории мужское имя и внешность. Так лучше. Просто лучше, чтобы осталось только – «Саске».
А сам Саске забывает, какую следующую цифру собирался умножить на девять.
- Ты же умеешь петь, классно так. Спой... для истории. А потом сам в свой... этот... спящий...
Бормотанием в уголок подушки, и Учиха понимает, что надо бежать. Пока не поздно. В панике захлопывает все внутренние двери и окна, которых, вроде как, давно уже и нет - сплошная стена. Закрывает ладонями глаза с тяжелыми ресницами, перебирает в памяти каждые семнадцать попыток. С ужасом чертит линии гелиевой ручкой - выводы для собственной судьбы. Замерзшие листы бумаги крошатся от каждой буквы.
Еле слышный вдох. Спокойно, ты не дышишь. Ты давно уже не дышишь.
Вперед, кукла наследника Тутти.
Саске глушит сердце, подгоняет его ритм под мелодию и поет. Будто со сцены, безрадостно, безадресно. Но, черт возьми, персонально.
- Пусть у нас в этот час нету сил для свободы,
Пусть у нас в этот час нету сил для любви,
Но откроются нам запредельные своды
В память будущих встреч и угасшей зари.
Паузой слушает чужое размеренное дыхание, тишину теплой комнаты. Нагрелась, можно не дергать плечом от озноба.
- Отцветет чей-то день и увязнет во мраке,
Ты меня не узнай, даже если приду,
Не откроются нам потаенные знаки,
А утопят навек в падшем небе звезду.*
Молчание говорит, рассказ нерадостный. Впрочем, о чем этот сон, если уже завтра все покажется бредом. И Саске фыркнет с пренебрежением к самому себе и этому сентиментальному блондину, сидя у окна в автобусе, мчащем "проданного робота" в другой город.
- Наруто?
Внимательно изучает спящее лицо, клонит голову то вправо, то влево, отрывисто по привычке, будто шея при неловком движении сломается или упадет на подставленное плечо, на собственное плечо. Изучает, с ужасом понимая, что, наверное, такую спокойную улыбку не забыть. Все прочие, широкие, внимательные, все те, которыми сегодня всего за пару часов его наградили сполна - можно. Можно выкинуть из разлинованных, упорядоченных записей памяти. Сжечь.
А вот это не горит.
И чтобы притупить колющее ощущение, затопить постыдный отклик на простые слова, которые словно коснулись восьмой несуществующей ноты, натянутой до предела.
Плевать. Просто.
Саске просто склоняется над спящим, глупым, нелогичным, доверчивым, улыбчивым, верящим, мечтательным, светлым, одиноким парнем. И легонько целует его в висок. Куда попал.
И отстраняется резко, будто пытаясь выпрыгнуть из капкана раньше, чем острые зубцы разрежут до крови.
А потом Учиха задергивает шторы под грохот грозы. И легкими шагами до двери, у которой никто не обнимет сзади.
На улице ливень, до ближайшей постройки топать и топать. Мобильник глючит всеми цветами радуги, когда Учиха выуживает его из "тайного кармана" на голени, забравшись в сырой провал автобусной остановки.
Отвечают сразу. Отвечают ласково и мерзко.
- Спектакль удался?
- Вполне.
- Ну, тогда догоняй меня. Поговорим еще раз, уже конкретней. О деньгах, о жизни.
Саске дает отбой, не удосужившись процедить даже короткий ответ на эти три пламенные фразы. Орочимару все равно знает, что он придет. Потому что больше идти некуда.
Саске не боится темноты, разве что упасть в ней, и он меланхолично ежится от холода, в тусклом свете мокрого фонаря разглядывая синие тонкие венки на запястье.
Стена дождя мажется красным. Самым красным и самым ранним автобусом.
И никаких угрызений совести или скорби. Просто - пусто.
Автор: Серебряная.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Жанр: Чуть романса, чуть ангста.
Рейтинг: R.
Пейринг (пара) и/или персонажи: Наруто/Саске/Наруто, Орочимару - мельком-мельком.
Предупреждения: слеш, АУ, мей би ООС.
Размер: Планируется - мини.
Саммари (содержание): "Робот, робот, я тебя люблю, мы так хотели". Все так или нет?
Состояние: В процессе.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают. И главы/части у меня небольшие.
* (с) Би-2 – Задеть за живое.
Часть 1.
Часть 2.У Наруто теплая спальня. В каждой вещице чувствуется ненавязчивая значимость, в каждом всполохе молнии за окном - скрытый смысл. Будто кто-то кого-то хочет задержать под чужой крышей.
Саске внимательно наблюдает за тем, как Узумаки включает сигнализацию, незамысловатую и элементарную. Она здесь, скорее, просто для вида, как дань образу жизни чуть выше отметки "средний".
- А ты ночью... спишь? Ну, там, спящий режим, как у компа?
- Да.
Учиха коротко кивает, коротко соглашается. Как у компа.
Как у робота: включить ночь, выключить день. А что будет завтра - можно с легкостью просчитать, не должно быть никаких неожиданностей. Потому что если вдруг - это сбой.
Что-то перегорает от теплоты этой спальни. Саске устал, а впереди еще размеренные шаги под мерно стучащим об асфальт дождем. Учиха не будет торопиться, он уже заранее промок под этой водой с темных небес.
Всего пара часов, всего один незначительный разговор, всего одна душа на ладони, разве она первая? Разве не было умоляющих глаз, громких признаний, заверений, обещаний, клятв и обид на собственную жизнь. Разве не было красивого прошлого, изложенного правильным слогом, чтобы самая мерзкая грязь выглядела презентабельно и с нужного ракурса.
Было все, конечно. По семнадцать попыток на каждый год жизни. А то и больше. И убегаешь дальше и дальше, ресницы все тяжелее и тяжелее. Как тут открыть глаза. Они не видят.
Но слышишь.
- Ээээх, что-то не могу уснуть. Саске?
- Да.
- Ты знаешь, что такое сон?
- Конечно. Сон - это отдых для тела и разума.
- Неа, сон - это история. Всегда необычная, не зависимо от картинки. Хочу, чтобы ты сегодня там был.
- В твоей истории?
- Ага.
Наруто вглядывается в полумрак знакомой комнаты, и ему кажется, что тот вбирает в себя нечто особое. В ней по-прежнему не хватает наполненности, но отныне она и не пуста.
- Подойдешь?
Саске медлит, а затем отрывистыми шагами - к кровати, заталкивая поглубже желание закрыть усталые глаза, которые уже начинает щипать от напряжения. Стараясь не обращать внимание на зуд мелкими коготочками ползающий по спине. Всегда так: когда нельзя - сразу все чешется.
- Садись.
Учиха снова принимается за таблицу умножения. Уже девятка. Девять на два. Восемнадцать.
Наруто разглядывает четкие контуры чужого профиля, скользит взглядом по опущенным уголкам губ, зарывается пальцами в подушку, давя в себе желание прикоснуться. Ожидаемое тепло обернется холодом металла, а когда все-таки дотронешься до чего-то горячего в районе сердца - это будет всего лишь нагретый аккумулятор. Все равно, что нащупать теплый пластик задней крышки своего мобильного телефона. Какая иллюзия тридцати шести и шести.
- В моей истории ты будешь живым. Будешь щурить глаза и фыркать, когда недоволен. Злиться будешь, показушно отворачиваться, а я буду вопить "ну что еще". Будешь... улыбаться только мне.
Саске не отрываясь смотрит на собственное отражение в окне. Смутное, смазанное дождевыми каплями, прозрачными набухшими змейками извивающимися вниз и вниз. Молния ухватывает счастливое лицо того, кто совсем не думает, что говорит и как говорит. От этого комната еще больше теплеет.
- Я буду догонять тебя у дверей и обнимать сзади. А ты будешь задвигать шторы в грозу. И я... и я буду целовать тебя в запястья. Сначала.
Сонный уютный смешок, копошение под одеялом, Наруто закрывает глаза и зовет сон. И ему плевать, что у героя его только что выдуманной истории мужское имя и внешность. Так лучше. Просто лучше, чтобы осталось только – «Саске».
А сам Саске забывает, какую следующую цифру собирался умножить на девять.
- Ты же умеешь петь, классно так. Спой... для истории. А потом сам в свой... этот... спящий...
Бормотанием в уголок подушки, и Учиха понимает, что надо бежать. Пока не поздно. В панике захлопывает все внутренние двери и окна, которых, вроде как, давно уже и нет - сплошная стена. Закрывает ладонями глаза с тяжелыми ресницами, перебирает в памяти каждые семнадцать попыток. С ужасом чертит линии гелиевой ручкой - выводы для собственной судьбы. Замерзшие листы бумаги крошатся от каждой буквы.
Еле слышный вдох. Спокойно, ты не дышишь. Ты давно уже не дышишь.
Вперед, кукла наследника Тутти.
Саске глушит сердце, подгоняет его ритм под мелодию и поет. Будто со сцены, безрадостно, безадресно. Но, черт возьми, персонально.
- Пусть у нас в этот час нету сил для свободы,
Пусть у нас в этот час нету сил для любви,
Но откроются нам запредельные своды
В память будущих встреч и угасшей зари.
Паузой слушает чужое размеренное дыхание, тишину теплой комнаты. Нагрелась, можно не дергать плечом от озноба.
- Отцветет чей-то день и увязнет во мраке,
Ты меня не узнай, даже если приду,
Не откроются нам потаенные знаки,
А утопят навек в падшем небе звезду.*
Молчание говорит, рассказ нерадостный. Впрочем, о чем этот сон, если уже завтра все покажется бредом. И Саске фыркнет с пренебрежением к самому себе и этому сентиментальному блондину, сидя у окна в автобусе, мчащем "проданного робота" в другой город.
- Наруто?
Внимательно изучает спящее лицо, клонит голову то вправо, то влево, отрывисто по привычке, будто шея при неловком движении сломается или упадет на подставленное плечо, на собственное плечо. Изучает, с ужасом понимая, что, наверное, такую спокойную улыбку не забыть. Все прочие, широкие, внимательные, все те, которыми сегодня всего за пару часов его наградили сполна - можно. Можно выкинуть из разлинованных, упорядоченных записей памяти. Сжечь.
А вот это не горит.
И чтобы притупить колющее ощущение, затопить постыдный отклик на простые слова, которые словно коснулись восьмой несуществующей ноты, натянутой до предела.
Плевать. Просто.
Саске просто склоняется над спящим, глупым, нелогичным, доверчивым, улыбчивым, верящим, мечтательным, светлым, одиноким парнем. И легонько целует его в висок. Куда попал.
И отстраняется резко, будто пытаясь выпрыгнуть из капкана раньше, чем острые зубцы разрежут до крови.
А потом Учиха задергивает шторы под грохот грозы. И легкими шагами до двери, у которой никто не обнимет сзади.
На улице ливень, до ближайшей постройки топать и топать. Мобильник глючит всеми цветами радуги, когда Учиха выуживает его из "тайного кармана" на голени, забравшись в сырой провал автобусной остановки.
Отвечают сразу. Отвечают ласково и мерзко.
- Спектакль удался?
- Вполне.
- Ну, тогда догоняй меня. Поговорим еще раз, уже конкретней. О деньгах, о жизни.
Саске дает отбой, не удосужившись процедить даже короткий ответ на эти три пламенные фразы. Орочимару все равно знает, что он придет. Потому что больше идти некуда.
Саске не боится темноты, разве что упасть в ней, и он меланхолично ежится от холода, в тусклом свете мокрого фонаря разглядывая синие тонкие венки на запястье.
Стена дождя мажется красным. Самым красным и самым ранним автобусом.
И никаких угрызений совести или скорби. Просто - пусто.
@темы: Серебряная